Позывной «Тренер» @ vm.ru

Публикация в группе: СМИ Москвы

Для учителя физкультуры школы № 1593 района Крылатское Максима Александровича Холзунова СВО стала личной историей. Он один из тех, кого мобилизовали осенью 2022 года и за кого переживала вся школа…

С корреспондентом «Вечерней Москвы» Максим Александрович встретился после уроков, когда отзвенел звонок.

— У вас, наверное, прадеды воевали?

— Конечно. По маминой линии — это Лагуто Алексей Васильевич. Он был в партизанском отряде в Белоруссии, награжден медалями «За боевые заслуги» и «Партизану Отечественной войны» I степени. По папиной — Холзунов Иван и Мурашкин Кузьма. О них я, увы, практически ничего не знаю.

— Когда вам пришла повестка, какие были первые мысли?

— Это случилось, когда я был в школе на уроках. Дома была мама. Она, грубо говоря, выпроводила сотрудников военкомата. Я потом ей сказал, что не надо было так поступать — нужно было забрать повестку. Стало неловко за ту ситуацию: все-таки я педагог и мое поведение — пример для учеников. Я сам позвонил в военкомат, сам пришел за повесткой. Маму могу понять. Но бросить Родину в момент, когда ей нужна защита, уехать куда-то на велосипеде, скрыться — для меня это из разряда фантастики. В моем окружении таких беглецов не было. Товарищу тоже пришла повестка, он тоже ушел. Он и сейчас на фронте.

— Есть ли разница — защищать Родину просто так или по контракту?

— Думаю, что нет. Я был готов идти, потому что понимал — нужна помощь. Другой вопрос — выплаты. Мобилизованные получают только зарплату: 200 тысяч рублей от Минобороны плюс надбавка 50 тысяч рублей от правительства Москвы. По количеству выплаченных денег нас с контрактниками не уравняли. Важны ли деньги в таком случае? Деньги важны в жизни, а мужчина, идя туда, готовится к смерти. Если солдат погибает, какое значение для него будут иметь эти выплаты? Для него лично — никакого. Поэтому для хорошего солдата нет разницы, сколько заплатят за защиту Родины. Хотя есть контрактники, которые идут на СВО с меркантильной целью. А мы, мобилизованные, пошли в прямом смысле слова по зову сердца, и это прекрасно!

— То есть вам не обидно, что СВО не сделала вас миллионером?

— Нет. Я горжусь всеми своими товарищами, и мне не стыдно за себя.

— В какую часть вас определили?

— 20-я армия, 752-й полк. Пехота. Учебу прошли в Серпухове за месяц. Если кто считает, что это мало, скажу так: полностью к войне подготовиться никогда нельзя. Сколько ни готовься, все будет мало… Нас отправили на север ЛНР — это сватовско-кременное направление. Дали сутки на выбор позывного. Я себе придумал «Тренер»: четко и коротко, по рации всегда можно понять. А «Тренер», потому что, помимо школы, я тогда подрабатывал тренером по фитнесу.

В задачу нашего полка входило закрепление на только что взятых позициях — мы заходили сразу после штурма. Оборонялись — враг часто хочет вернуться назад. На передовой провел год. Иногда враг был на расстоянии 80 метров от нашего окопа… И через год я себя ощущал уже совершенно другим человеком: появился опыт и в целом пришло другое ощущение жизни.

— Другое — какое?

— На передовой ты лицом к лицу со смертью. У меня был однополчанин, который сразу, как нас завезли на позиции, заявил, что он атеист и ни во что не верит. И тут мы попали под минометный обстрел — мины разрывались в двух метрах от окопа. Когда бой закончился, этот однополчанин сказал, что уверовал, что Бог есть… У кого есть глаза и сердце, почувствует Господа. Для меня лично в этом не было открытия: бабушка Юля меня с детства водила в храм. Я всегда молился в окопе: когда завязывался бой, непосредственно перед началом, читал «Отче наш». Господь мне помогал, и я это чувствовал.

— Нейтрализацию врага можно считать убийством?

— Нет. Мы же не идем на СВО убивать. Наоборот: каждый из нас сам готов к смерти! Во имя свободы своих семей, страны. Да, есть заповедь «Не убий». Но Христос сказал, что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Если не ты убьешь врага, он это сделает с тобой. А потом и со всеми русскими, до кого дотянется… Мы даже между собой не называем это убийством. Хотя, когда я впервые уничтожил противника, у меня было какое-то смятение в душе, мысли типа «может, я это зря делаю». Быстро прошло. Я видел, как гибнут мои товарищи, — чувство горя кусало сильнее. Возникало желание отомстить.

— Каким вы увидели врага?

— Человеческого ничего в нем не увидел. Да я и не присматривался! На фронте все как-то быстро происходит — либо ты, либо тебя. Чтобы было понятно, с кем мы воюем, скажу: закрепляясь после штурмовиков в окопах противника, мы всегда находили там фашистскую символику. Она была везде: где-то на блиндаже рисуют свастику, где-то кресты валяются…

— Чего вы боялись на передовой?

— Змей боялся! Я их с детства боюсь. Чтобы не вылезла откуда-нибудь. А больше ничего… Самым тяжелым была разлука с близкими. Думая о смерти, боялся за них — как они воспримут. Еще думал, что в плен не сдамся. Но и самоподрыв тоже не хотелось совершать — все-таки это самоубийство. Думал, что если все-таки ситуация так сложится и придется, то надо забрать как можно больше противников.

— Но вас же ждали в Москве!

— Мама, папа, невеста, ученики. Через 10 месяцев мне дали отпуск, я вернулся в Москву, сыграл свадьбу и вернулся на фронт. А через пару месяцев — ранение: завязался бой, забросало минами. Я сразу не понял, что меня ранило. Рядом товарищей тоже забросало минами, хотел им вызвать эвакуацию и, потянувшись за рацией, увидел свою левую руку: внутренности наружу, сама она болталась как-то неестественно. Стал себя осматривать и увидел, что еще ноги и живот кровят. Ребята из взвода сразу оказали первую помощь, потом эвакуировали.

Год я провел в госпитале. Левая рука не до конца восстановилась — задеты нервы, она немного вялая. Говорят, на всю жизнь. Но посмотрим… Осколков полно по всему телу. Врачи сказали, что это неопасно. Можно и до 100 лет с ними дожить!

— Наверное, у вас были какие-то обереги на СВО?

— Я всегда носил с собой игрушечного мишку, связанного супругой. Из моей школы четвероклассница Лиза Фокина прислала браслет с православным крестом — он до сих пор у меня на руке. Крестик свой я потерял где-то в бою. Ученики прислали зайчика, которого я вешал на бронежилет. Очень помогали письма детей — они всегда искренние и честные! И забавные. Помню, одно начиналось: «Дорогой солдат, я надеюсь, ты еще жив…»

— Сегодня вы живете мирной жизнью, а СВО идет. У вас есть чувство незавершенности своей миссии?

— По части себя — нет. Я сделал все что мог. И если бы гипотетически возникла ситуация, когда надо было бы снова отправиться на фронт, я бы долго себя готовил к тому, чтобы снова это пережить… В целом же чувство незавершенности, конечно, есть. Мы должны их додавить. У меня нет сомнений, что победа будет за нами. Да, весь мир против нас. Но, находясь на фронте, я не видел, чтобы мы в чем-то уступали. Я видел только наше превосходство. Глядя на своих товарищей, я могу ответственно заявить: на русского солдата можно положиться.

— Вам снится война?

— Нет.

— Какие планы на будущее?

— Продолжать работать в школе. Как педагог я вижу, что в первую очередь школа должна прививать любовь к Родине и что с детьми нужно разговаривать не только о хорошем, но и о плохом, воспитывать сострадание к ближнему.

А тут мне предложили пройти подготовку на должность директора школы, и сейчас, помимо преподавания, я и сам учусь!

СПРАВКА

Максим Холзунов родился 21 марта 1990 года в Тушине. Окончил Московский институт физической культуры и спорта по специальности «Учитель физической культуры», хотя в детстве мечтал стать врачом. Любимая книга «9 рота» Юрия Короткова. Награжден медалью Жукова, медалью участника СВО.

-сообщает vm.ru
#Позывной #Тренер

Перейти на сайт Вечерней Москвы